С самого нежного возраста и до восемнадцати я каждое лето жил на даче бабушки с дедушкой, что на Кумысной поляне, в Саратове. Точнее, в детстве мне казалось, что дача где-то далеко-далеко, почти в другом мире. Но сейчас, глядя на карту, я понимаю — она фактически в черте города. Иначе бы туда нельзя было доехать на машине буквально за пятнадцать минут, если без пробок.

Но в детстве пробок не было, да и с машинами на Кумыске было негусто. А уж в нашей части дачного массива и подавно, потому что при кровавой гэбне участки нарезали трудовым коллективам. Дед до пенсии работал в театре оперы и балета тромбонистам, так что вокруг жила сплошная творческая интеллигенция — музыканты, актеры, обслуга… Точнее, к тому времени, когда в тех краях появился я, кое-кто свои дачи попродавал, и потому накал интеллигентности немного спал. Однако и у новых хозяев с деньгами было не очень. Кстати, кровавая гэбня была настолько сурова, что и в городе селила людей по профессиональному признаку. В результате дед с бабушкой жили в одном доме примерно с двумя третями соседей по даче.

Долгое время «колеса» были только у деда и нашего соседа, тоже из духовой группы. Конечно, не автомобили, а мотоциклы — «ИЖ-Юпитер 2», только у деда была версия постарше. На нем он и гонял до 82 лет, проходя медкомиссию вообще безо всяких трудностей, благо здоровье до последнего было впечатляющим. На мотоцикле много не увезешь — разве что яблоки, да и то не все. Но дед умел со всеми договариваться, и с завода «Серп и молот», где он до последнего работал сторожем, привозил кучу интересного — от здоровенной железнодорожной цистерны, из которой сделали главную емкость для воды садоводческого товарища, до «Камаза» кирпича, оставшегося от сноса старого цеха. Кирпич упорно раздавали всем желающим, и все равно на участке остались две груды, которые, кажется, лежат там до сих пор.

Дед с бабушкой перебирались на дачу в мае. Я в это время еще доучивался в школе или институте, и потому присоединиться к ним не мог. А жаль, потому что почти всегда пропускал время цветения всего и вся. Воздух, равно как и вода, на Кумысной поляне был идеальным, и когда вдобавок расцветали яблони, груши, сирень, липа, акации, не говоря уж о многочисленных лесных растениях, это было… неописуемо. Плюс добавьте звенящую тишину — вокруг еще никто не живет, вертолетное училище с закрытием СССР перестало тратить бензин на полеты курсантов, справа лес березовый, слева лес дубовый… До сих пор не могу забыть, как буквально на час оказался на даче в мае 94-го. Остро захотелось остаться там навсегда, но надо было заканчивать школу, поступать в институт… В общем, опять добрался только в июне, когда были свои прелести, но другие.

Почему я все это вспомнил? Да просто прогулялся сегодня по окрестностям. Вроде Москва, но, блин, тихо очень, и все вокруг цветет… Конечно, в воздухе нет того свежего холодка, как на Кумыске в начале девяностых, но очень, очень похоже. И этот запах сирени…

Дед умер в мае 96-го, так и не добравшись до дачи. Учитывая, как он ее любил, можно помечтать — вот, мол, когда б удалось вывезти его на Кумыску, сразу пошел бы на поправку… Нет, не пошел бы. В день похорон соседи привезли с дачи груду сирени. Всю комнату завалили. Не помню, чтобы кто-то плакал. Нет, все говорили о никогда не унывающем Михаиле Ивановиче Полешкине, который прожил большую трудную жизнь, но так и не нажил ни одного настоящего врага.

Дачу вскоре продали. Но, кажется, новые хозяева там толком не бывали, потому что в прошлом году на даче все было почти как при деде. Только дома обветшали, кухня покрылась ржавчиной… Но внутри, уверен, все нормально — дед оба дома построил сам и может не очень красиво, зато на совесть.

Кумысная Поляна дача

Даже замок висит еще дедов. А кирпичами еще дорожки по участку выкладывали, вспомнил.

Кумысная Поляна

Мы не можем вернуться в те времена, когда все были живы, и что-то сделать иначе. Но мы можем вспомнить. И это тоже иногда неплохо.