Письмо саратовских директоров

Вчера саратовские как бы предприниматели обратились с открытым письмом к Мишустину и Володину. В нем они потребовали, чтобы государство выплатило зарплаты всем сотрудникам саратовских компаний. Среди подписантов огромное количество деятелей, чей «бизнес», мягко говоря, не несет никакой пользы обществу. И, в силу своей маржинальности, просто обязан продержаться без подпитывания очень долго. Подробнее с письмом можно ознакомиться здесь. Потом стало понятно, что саратовцы неспроста такие смелые. Скорее всего, через них вбрасывают инициативу, чтобы кое-кто выступил в роли ответственного спасителя отечества. Но сочетание наглости и неадекватности требований подтолкнуло к написанию небольшого текста. 

Летним вечером 29 июня 1943 года товарищ Сталин сидел в своем кремлевском кабинете и читал рукопись романа «Мастер и Маргарита».

— У него мужественное лицо, он правильно делает свое дело, и вообще все кончено здесь. Нет, не все, товарищ Булгаков. Все только начинается…

Дверь в темном кабинета скрипнула. И снова тишина. Товарищ Сталин недовольно поморщился.

— Лаврентий, что за дурацкая привычка стоять в темноте? Что у тебя?

Лаврентий Берия, мерцая пенсне, бесшумно подошел к столу с зеленой лампой. В руках он держал лист бумаги с машинописным текстом.

— Товарищ Сталин, пришло письмо на ваше имя от директоров саратовских предприятий.

— Саратов. Там же несколько дней назад немцы разбомбили авиазавод. Что с ним?

— Семьдесят процентов завода в руинах. Больше половины оборудования уничтожено. Но уже сегодня снова начали производство. Собрали первые Як-1.

— Какие люди у нас, Лаврентий! Передайте им мою благодарность. Саратовские самолеты очень понадобятся нам в Курской операции! А что хотят директора? Опять собрали деньги на танки?

— Не совсем, товарищ Сталин. Они требуют от вас особых мер поддержки.

Кровавый тиран медленно поднялся из-за стола. Подошел к окну, за которым шел дождь и рота красноармейцев. Раскрошил в пальцах папиросу «Герцеговина Флор» и неторопливо набил табаком свою ужасную трубку. Пытаясь раскурить ее, сломал четыре спички. Это был новый рекорд. Даже во время выкрика генерал-майора Рычагова о полетах на гробах товарищ Сталин сломал только три.

— Какие же меры поддержки требуют доблестные саратовцы? — спросил товарищ Сталин низким спокойным голосом.

— Во-первых, оплачивать труд по нормам человекочасов мирного времени. Они снизили затраты на самолет с восьми тысяч до пяти. Говорят, очень невыгодно теперь получается.

Товарищ Сталин прохаживался по кабинету. Табак в трубке вспыхивал, как адское пламя.

— Что еще хотят саратовские руководители?

— Требуют до конца года освободить предприятия от приобретения облигаций государственного военного займа. И без них очень тяжело.

— Вот как, товарищ Берия. Это все?

— Третий пункт – полугодовой мораторий на призыв юношей, достигших 18-летнего возраста. Пишут, что рабочие руки нужны в Саратове.

— Кто подписал это удивительное письмо?

Берия сверкнул пенсне.

— Директор подшипникового завода… Директор вокзала. Крекинг-завод. Авиазавод. Центральная столовая работников искусств… Завод щелочных аккумуляторов… Кондитерская фабрика.

В темном кабинете стояла зловещая тишина. Сталин ходил от стены к стене и часто-часто пыхал трубкой.

— То есть, Лаврентий, когда на нашей земле стоит вооруженный до зубов враг, которому мы никак не сломаем хребет, когда миллионы советских людей каждую ночь забиваются в бомбоубежища, когда вся страна, невзирая ни на что, приближает нашу победу… А вот эти, в Саратове, требуют подкинуть деньжат и не тревожить?

— Получается, что так, товарищ Сталин.

Усатый вождь еще раз медленно прошелся по кабинету.

— Что же. Ты знаешь, что делать, Лаврентий. Передай им мой горячий привет.

Прошло еще около часа. Сталин стоял у окна, упершись лбом в холодное стекло. Трубка давно потухла.

— Дебилы, блядь, — внезапно прошептал вождь и по-детски всхлипнул.