Ломка
- 28/03/2018
- 👁 3 955 просмотров
- 0
Стас всегда знал, что станет врачом. Трудно даже думать об альтернативах, когда врачами всю жизнь проработали твои дед и мама. Правда, дед умер рано, не дожив и до шестидесяти, так что Стас помнил его довольно смутно. Но каждый день по дороге в школу он проходил мимо клиники, на которой висела большая мемориальная доска с дедовским портретом. А сама клиника носила его имя. Это, скажем так, способствовало.
Правда, Стас все же нарушил формирование династии, выбрав неправильную специализацию. Дед и мама были хирургами. Предполагалось, что единственный мальчик в семье тоже возьмет в руки скальпель, но Стас отказался наотрез. Во-первых, он не мог избавиться от внутренней дрожи, когда резал живую плоть. Когда их группу привели в операционную на удаление аппендицита, он, к огромному стыду своему, рухнул в обморок. Во-вторых, Стас боялся, что столько не выпьет. Ранняя смерть деда была связана как раз с тем, что он был человеком крайне чувствительным и мучительно переживал любую врачебную неудачу. Не спасало даже понимание невозможности спасения пациента. Лекарство было рядом: батарея бутылок-благодарностей копилась в серванте на зимней даче, и опустошалась за пару дней. И однажды бабушка не проследила, что дед поехал «лечиться». Не приехал домой ночевать – ну, подумаешь, операция сложная, лег спать в кабинете. А на даче с дедом случился инсульт, он сутки пролежал у серванта, а когда бабушка все же догадалась и примчалась, было уже поздно.
Собственно, похороны – это то, что Стас лучше всего запомнил о деде. Прощание в фойе клиники, рыдающая толпа, бесконечный поток благодарностей от спасенных людей. И слова о безжалостной смерти, забирающей так рано. С возрастом пришло понимание, что у этой смерти есть этикетка и объем. И Стас решил стать наркологом. Деда не вернуть, но скольких людей можно будет уберечь! Уже в меде у решения появилась и материальная основа. Хирург – это здорово, но голодно. По крайней мере, поначалу. И особенно – в девяностые. А нарколог всегда имеет калым, выводя людей из запоев частным образом. Это почти так же выгодно, как быть урологом. Только чаще смотришь людям в глаза. А чем хуже времена – тем больше пьют.
Все так и сложилось. Окончив институт, Стас поступил в ординатуру, и сразу же устроился в частную контору, помогающую выйти из запоя на дому. Очень скоро он стал самым востребованным специалистом, потому что только у него никогда не было никаких перебоев с самыми востребованными медикаментами. Дело в том, что вызовы на банальный запой все чаще оказывались завуалированным приглашением избавить от ломки. А для этого и препараты нужны другие. Нередко – строгой отчетности. К счастью для Стаса, главной по лекарствам в городской службе скорой помощи работала бывшая операционная медсестра деда, буквально боготворившая его память. Она сама предложила ему брать редкие препараты в разумных количествах, только не забывать приносить пустые ампулы. Теплота и забота со стороны бывшей помощницы деда наводила на мысли, что их связывали отношения чуть более личные, чем казалось со стороны. Но как же это здорово, когда тебя без предупреждения вызвали на ломку, а в секретном кармане сумки лежит ампула тримеперидина, также известного под псевдонимом «промедол».
За купирование ломки платили щедро, и, если исключить понимание, что твоя работа не исцеляет, а лишь откладывает неизбежное, жил Стас неплохо. Снял неплохую квартиру в центре, купил у благодарного клиента трехлетку BMW. Казалось бы, что еще нужно, когда тебе двадцать с хвостиком?
Оказывается, много чего.
Стас забрал себе дедовскую коллекцию монет и постепенно пополнял ее, наведываясь по выходным на знаменитый городской треугольник рядом с Большой Покровской, где собирались все коллекционеры. В советские времена эти сборы были вроде как для обмена новостями, но теперь обнаруживалось все больше желающих продать коллекции по частям или целиком. Время опустошало всё – умы, карманы, квартиры… Здорово, конечно, было свободно купить платину времен Николая Первого. Но боль в глазах продавца омрачала радость покупки.
В ту субботу Стас ничего не купил и уже собирался уходить, но его окликнули.
— Молодой человек, купите значки. Хорошие.
На земле лежала клеенка с немудреным набором значков. Октябрятские звездочки, пионерский «костер», что-то про «Умею плавать» и заплыв на 100 метров. В общем, обычная коллекция любого советского ребенка. Немного выбивался из нее лишь значок к 130-летию Большого театра и несколько кругляшей-самоделок с вырезанными из журналов портретами Queen, AC/DC и Цоя. Покупать такое Стас определенно не собирался. Он поднял глаза на продавщицу и увидел перед собой ровесницу-блондинку с какими-то идеально правильными чертами лица. С цветом глаз определиться было сложно: зрачки занимали почти всю радужку. И сама поза девушки, сидящей на корточках и пытающейся словно утопить подбородок в коленях, говорила, что перед Стасом его потенциальная пациентка.
Он присел рядом. За исключением явных признаков ломки, девушка выглядела вполне нормально. Чистая одежда и кожа, явно мытые волосы. Никаких запахов. Из странного разве что мужская рубашка с длинным рукавом не по погоде, но ее предназначение вполне понятно. Обычно клиенты Стаса выглядели гораздо, гораздо хуже. Он спросил:
— Ломает?
— Что? Нет… нормально все.
— Ломает. Я врач. Давно?
— Что давно? А… Второй день. Все кончилось.
— Чем колешься?
— Ханкой.
— Давно?
— С октября.
— С прошлого?
— Да.
— Ясно. Помочь?
Девушка подняла глаза. В них не было ничего, кроме бесконечной усталости и отвращения.
— У меня нет денег.
— А я ничего не продаю. Помочь, говорю?
— Я не поеду в больницу.
— Да кто тебя там ждет-то, в больнице… Давай, давай, собирай свои значки и приходи. Я в машине подожду, вон там. Черная BMW.
Стас быстро нырнул в свой болид, завел мотор и вдруг почувствовал себя полным идиотом. Кто эта юная наркоманка? Зачем он вписался ей помогать? С какой стати тащить ее домой, где лежали все лекарства и модные одноразовые капельницы? Кого она приведет за собой? Он уже был готов рвануть с места, тем более, что девушка долго не появлялась, но вдруг он увидел ее – стоящую на углу и оглядывающуюся по сторонам, одновременно нервно и беззащитно. Тихо матерясь, Стас вышел из машины, добежал до девушки и помог ей доковылять до переднего сидения. По всему было видно, что страдалицу уже накрыло всерьез.
Во время короткой поездки они молчали. Бледные руки девушки ни секунды не находились в покое. Она постоянно разминала запястья, вцеплялась в собственные плечи, чесала шею, дергала себя за волосы. Стас видел это столько раз, что не испытывал никаких эмоций – ни брезгливости, ни сочувствия. Он просто прикидывал – какую дозировку препаратов использовать, чтобы привести пассажирку в чувство. И с почти чистой совестью отправить восвояси. К сожалению, если даже матерые алкоголики в трезвом состоянии чаще всего были вполне приличными людьми, то мелкая подлость наркоманов не переставала удивлять даже через несколько лет общения с ними. И непонятно – то ли наркотики делали такое с психикой, то ли на иглу садится изначально не самая порядочная публика.
В доме очень кстати сломался лифт, и на пятый этаж пришлось идти пешком. К этому моменту девушка уже толком не могла идти сама, поэтому Стас понес ее на руках, очень надеясь не встретить никого из соседей. В ходе транспортировки он отметил, что ноша в приличной форме: под одеждой вместо обычного наркоманского холодца из костей и дряблых мышц ощущалось вполне упругое девичье тело.
За окном подъезда как-то резко потемнело. Когда Стас с трудом отпер дверь, окно в комнате резко распахнулось от порыва ветра и одновременно гулко ударил гром. Девушка вскинулась.
— Ты что со мной собрался делать?
— Тебя как зовут?
— Вера.
— Вера, хуже не будет. Лучше – будет. Ложись на диван. Я сейчас.
Вера молча легла и свернулась калачиком. По стеклам бил сильный дождь. Стас достал свою рабочую сумку.
— Сейчас мы снимем болевые симптомы, а потом я тебя прокапаю. Будешь много спать и много писать.
— Спать. Хорошо бы. Двое суток не спала.
— Поверь, это наименьшая из твоих проблем.
Следов от уколов на руках было немного, и в вену Стас попал с первого раза. Буквально через несколько секунд, не успел он и вынуть иглу, девушка расслабилась и заснула. Уже спящей он поставил привычный коктейль препаратов в капельнице. Подстелил одноразовую простынку, предварительно стянув с Веры джинсы. Сразу стало понятно относительно хорошее состояние рук: похоже, долгое время уколы делались в бедренную вену, и на бедре, кроме многочисленных следов от уколов, обнаружился неслабый нарыв. Его Стас, как мог, промыл и наложил дезинфицирующий тампон. Несмотря на болезненность этой процедуры, Вера даже не проснулась.
Потянулось время. Мочегонное начало действовать почти сразу, и когда девушка начинала ворочаться во сне, Стас подставлял раскладную утку. Он досидел до полуночи и понял, что недосып в сочетании с транквилизаторами – это очень надолго. И, натянув на Веру великоватый ей взрослый подгузник, уснул на своей кровати. Не забыв, впрочем, спрятать телефон и все мелкие вещички, имеющие хоть какую-то ценность, в сейф.
Утром Стас чуть не свалился с кровати, когда, открыв глаза, сразу наткнулся на пронзительный взгляд. Вера в его любимом черном халате сидела на корточках у изголовья с чашкой кофе.
— Привет. Я Вера. Тебя как зовут?
— Стас.
— Спасибо, Стас. Смутно помню вчерашний день. Но ты явно сделал со мной что-то хорошее. Мне так классно не было уже месяца два.
— Это ненадолго.
— Знаю. Но все равно – спасибо. Чувствовать себя человеком очень необычно.
— Тебе надо ногу обработать. И срочно завязывать с этим делом.
Вера без усилия и поддержки встала с корточек и подошла к окну.
— Слушай, я три часа назад джинсы застирала. Где-то извалялась вчера, не помню. Сейчас досохнут и уйду. Но могу прямо сейчас.
— Да сохни, кто тебя гонит. Ты что, спортсменка? После такого ломки и лекарств прыгаешь, как коза.
— Я балерина. Ну, как балерина. Кордебалет. И вряд теперь уж в примы выйду.
— А могла?
— Начинали ставить во втором составе… Ладно, душу-то не трави.
Не то, чтобы Стасу было очень интересно слушать очередную историю, как кто-то присел на иглу, но анамнез собирать надо. Вера только закончила хореографическое училище и устроилась работать в местный театр, когда у них в доме снял квартиру молодой армянин Армен. Он торговал на рынке цветами, но у себя в Ереване успел немного поучиться в музыкальном училище. И даже привез с собой кларнет. Сначала Армен угощал Веру фруктами, пару раз подарил цветы, потом какую-то замшевую юбку. Так и подружились. С Арменом было хорошо и весело, но по субботам он доставал из тайника несколько головок мака, варил их в ацетоне и колол получившуюся жидкость себе в вену. Выглядело это страшновато, но Армен клялся, что вреда никакого, что ацетон весь выпаривается, а мак натуральный, от него только веселье. И предлагал попробовать. Однажды Вера согласилась. Было очень весело, да.
— Ну а потом все, как у всех. С одного раза в неделю перешел на два раза в день. Был мужик цветущий, за полгода превратился в тощего старика. Как-то утром пришла к нему, а он весь бледный, потный, дрожащими руками варит одну головку. Потом кое-как вколол себе. И говорит – блин, думал сдохну, не успею доварить. Месяц назад уехал к себе в Ереван лечиться. Даже позвонил разок. Потом перестал. Позавчера сходила на рынок, к его родственникам. Сказали, умер Армен. А у меня его кларнет остался. Не продал почему-то. Ой, как щипет-то, а?
Стас закончил обработку бедра, обмотал его бинтом и завязал красивым бантиком.
— Ты сколько сейчас колешься?
— Раз в сутки. Перед работой. К вечеру так выматываюсь, что засыпаю нормально. А утром опять. Но позавчера нечем было совсем. И вот…
— Ты еще и работаешь… Вот это здоровье. Ну, полгода точно протянешь, если заражение не заработаешь или воровать не начнешь в неподходящих местах.
Про быструю судьбу воров-наркоманов Стас знал не понаслышке. Когда один его постоянный клиент, истратив все сбережения, попробовал украсть золотую цепь из ювелирного, его нашли утром с пробитой в двух местах головой. Орудие убийства, кусок трубы, валялось рядом. Но тех, кто бил, не нашли. Да и не искали особенно.
Вера молча плакала. Ни всхлипов, ни шмыганья носом. Просто из глаз лились слезы. Стас искренне сочувствовал. Даже больше, чем обычно. Но он хорошо понимал, что просветление закончится через несколько часов. А потом все начнется заново. В конце концов, никто не заставлял эту здоровую красивую девушку уколоться в первый раз. Это был ее осознанный выбор. А он только что извел лекарства, которые в другой ситуации могли принести сто пятьдесят долларов. И, в общем, в пустую.
Уходя, Вера обещала бросить колоться, спрашивала – чем купировать боль, записала телефон Стаса «на всякий случай». Он сказал, что просить у него деньги взаймы бесполезно, и по голосу врачу всегда понятно – употребляет человек или нет. Если всерьез надумаешь лечиться – помогу, а так извини. Приятно было познакомиться.
Больше они никогда не виделись. Через неделю после этой истории Стас нашел в почтовом ящике два билета на балет «Щелкунчик», но, как ни вглядывался он в массовку, Веру опознать не смог. И была ли она там? На точку нумизматов девушка больше не приходила, по телефону не звонила.
Стас продолжал работать наркологом, и через полгода открыл собственную клинику. Точнее, это была просто двухкомнатная квартира на первом этаже, где на месте кухонного окна прорубили дверь. Но и это было неплохо. Бывшая операционная сестра деда перешла к нему на должность зам. главного врача по лечебной работе, а на деле – добытчицей лекарств. Все ее связи перешли вместе с ней. Работы было много, а профессиональное знакомство с детьми всех главных чиновников области избавляло от многих трудностей. Хотя и не радовало.
Под новый год Стасу приснился сон, будто он идет по незнакомому двору коричневой хрущевки, а у подъезда стоит открытый гроб с Верой. Гроб совсем простенький, красный, а вокруг никого. Вера лежит, словно живая, и даже слегка улыбается. А снег падает на лоб, на нос, на руки. И не тает. Вдруг телефон в кармане начинает играть танец Феи Драже из «Щелкунчика». Стас стал судорожно его искать, запутался рукой в одеяле и проснулся.
На стене, у которой летом сидела на корточках Вера, играл солнечный луч. Проходя через стеклянную вазу на подоконнике, он рисовал причудливые фигуры, некоторые из которых сильно напоминали женский силуэт. Тень на мгновение превратилась в руку, вскинутую то ли для приветствия, то ли для прощания.
В дверь коротко позвонили. Стас вскочил, набросил черный халат и пошел смотреть кто там, понимая, что это, скорее всего, продавцы картошки или очередной фальшивый «Энергоконтроль».
Но вдруг? Вдруг…
Июль 2017 – март 2018, Нижний Новгород
P.S. Этому рассказу повезло — во время недавней поездки в Нижний я решил не поспать и его наконец-то закончить. Но сколько их лежит в черновиках… Если вы дочитали этот текст до конца, он вам понравился, и вы хотите поддержать еще одно направление творчества человека, окончательно перевалившего за сорок лет, можно сделать это при помощи формы ниже.