20 лет в Москве

Ровно 20 лет назад я приехал работать в Москву.

Из поезда вышел с одной большой спортивной сумкой. Еще в поясе было спрятано две тысячи долларов. Почти все мои деньги на тот момент.

Я приехал по зову Евгения Козловского, предложившего стать главным редактором приложения к «Компьютерре». Предлагать такое человеку, ни дня не работавшему журналистом, было, конечно, идеей идиотской. А мне идиотские идеи нравились всегда. И нравятся до сих пор.

Сама Москва интересовала средне. К тому моменту у меня уже имелась столичная прописка, просто в другой стране. Так что комплексы провинциала остались в далеком прошлом. Ну, Москва. Ну, клево. Холодно только.

А вот сама мысль ненадолго ощутить себя причастным к «Компьютерре» волновала страшно. Просто побыть рядом со всеми этими потрясающими людьми, которых читал с 1994 года… Ох.

Козловский предложил зарплату 750 долларов в месяц. Это было существенно меньше, чем я привык зарабатывать. Но он мог бы предложить гораздо меньшую сумму, и я бы согласился. Потому что, повторюсь, приобщиться к таинству «Компьютерры» стоило некоторой доплаты с моей стороны. Хорошо, что Козловский этого не знал.

Плюс я осознавал, что мою полную некомпетентность быстро раскроют, и меня выгонят. Так что больших финансовых потерь не понесу. Ну и за удовольствие надо платить.

Идти в Москве было некуда, так что прямо с поезда поехал в редакцию на Шаболовской. 8 января был первый рабочий день года. Козловский уговорил Егора Яковлева выдать мне первую зарплату досрочно. Секретарша Оля позвонила знакомой риэлторше, и та предложила посмотреть квартиру на Октябрьском поле. Я понятия не имел, где это. Но Оля сказала, что добираться до редакции будет удобно.

Квартира оказалась приличной, и рядом с метро. За нее просили 250 долларов в месяц вместе с коммуналкой. По тем временам довольно дорого. Но на фоне того, сколько за такое просили в Иерусалиме, сумма показалась смешной. Согласился. Мы подписали договор, я отдал хозяйке 500 долларов, и еще сколько-то риэлтору за труды. Они ушли, оставив меня в квартире. Там было все необходимое для жизни, кроме постельного белья. За окном поздний вечер. Работающих магазинов с бельем поблизости не обнаружилось. Я купил какой-то жуткий торт медовик (это был такая гадость, что помню и через 20 лет), кое-как сожрал его с найденным на кухне чаем и лег спать на старый диван, укрывшись матрасом.

С хозяйкой мы жили душа в душу. Она очень толсто намекала, что квартира — приданое ее дочери, и, мол, ты подумай, Сережа. Дочка, кстати, была классная. Она регулярно приезжала за деньгами, мы мило болтали. Но мне как-то не нравилась идея подкатывать к москвичке С ЖИЛПЛОЩАДЬЮ, пока сам ей не обзавелся.

Первые полгода были страшно трудными. Наложилось все сразу — и мое полное непонимание работы редакции журнала, и особенности межличностных отношений в российских коллективах, и абсолютно логичная сдержанная реакция на странного новичка. Пожалуй, опыт эмиграции был на порядок проще, чем эти первые полгода в «Компьютерре».

Но потом все как-то наладилось. Люди поняли, что новичок обучаем и реально старается. Ну и я стал делать меньше глупостей. Даже вроде начал приносить пользу.

750 долларов в те далекие времена было уже не очень, чтобы много. Но на жизнь хватало. Плюс я всегда был довольно плодовитым графоманом, и за это даже платили. Через несколько месяцев после приезда получил первую зарплату за выпущенный журнал, плюс все гонорары. Помню, как сидел на кухне, листал газету бесплатных объявлений, и вдруг понял, что прямо с получки могу купить себе новенькие «Жигули». Семерку. Красную. Молодежи не понять, что это значит. Но олды понимают. Мелькнула мысль, что работа-то вполне ничего.

«Жигули» я не купил. Зато через полтора года купил квартиру. Не в таком премиальном месте, как район Октябрьского поля, но мне нравилось даже больше. Сбережения складывал у секретаря редакции Иры Воронович. Банкам тогда доверия не было, а Ире — было. Где-то у меня до сих пор лежит конверт с ее пометками о прибытии и убытии дензнаков. Убытие означало, что кто-то взял у меня в долг. Проценты мы друг с друга не брали.

Хорошие были двадцать лет. Невероятно хорошие, если учитывать все исходные позиции. Сбылось такое, что и представить-то было невозможно. Нет, ну в какой реальности паренек из Саратова мог оказаться на одной сцене с Дэвидом Копперфильдом?

Остается лишь надеяться, что все это происходит на самом деле, а не снится мне, возвращающемуся на автобусе с работы из Тель-Авива в Иерусалим.

Хотя, знаете, это тоже не худший вариант.

P.S. Нашел текст, написанный к 10-летию в Москве.