О тех, кто учил меня жить. Записки ко Дню учителя

Я не склонен переоценивать влияние плохих учителей. Детская психика очень эластична. И даже самые бурные бездарности, доводившие тебя до слез, не оставляют отпечатка. Заканчивается четверть, год – и серый человечек растворяется в прошлом. Сейчас и не вспомнишь ни имени, ни внешности.

Зато каждый настоящий учитель запоминается навсегда, даже если ваши пути пересеклись ненадолго. Мне в жизни очень везло на настоящих. Они приходили и учили не столько предмету, сколько жизни. Терпеливо исправляли слабости и прокачивали силы в правильных направлениях. И когда мне говорят, что я сделал себя сам, я усмехаюсь. Нет. Это всё они.

Хорошо темперированный Сканави

В 13 лет я загремел в больницу, как-то сильно расслабился и конкретно поплыл по математике. Родители нашли мне репетитора. Домой пришел невысокий мужчина с короткой стрижкой и внимательным взглядом. Его звали Геннадий Петрович Друзин. Как я теперь знаю, это был самый востребованный и высокооплачиваемый репетитор в Саратове. Он брал только тех учеников, которые готовы были заниматься всерьез. Капризы? Лень? Равнодушие? Свободен. Никакой снисходительности к возрасту, никаких отношений «клиент-исполнитель». Геннадий Петрович прибыл решать проблему. И не тебе, сопляку, ему мешать.

Впрочем, не стоит думать, что Друзин был резок или жесток. Даже когда он ругал меня (было за что), в его словах никогда не было попытки задеть или уязвить. Наоборот, даже не самые приятные слова произносились с такой интонацией, что обидеться было невозможно.

Геннадий Петрович мог объяснить любую математическую тему абсолютно понятно. Не давил авторитетом, не прятал неумение растолковать за умными словами. Просто – объяснял. До тех пор, пока не поймешь. И понимал ты быстро. Даже если еще вчера гордо считал себя 100-процентным гуманитарием.

Как опытный тренер, он всегда очень основательно нагружал, но никогда не перегружал, чтобы ты не надорвался, не утратил интерес и задор. Всегда отлично чувствовал твои реальные возможности и отличал, когда ты действительно не понимаешь, а когда пытаешься сачкануть. И, нагрузив тебя по верхней грани возможностей, после преодоления всегда давал отдохнуть. Показывая, таким образом, не только пользу преодоления себя, но и радость заслуженного отдыха.

Друзин без всяких заумных слов и методик учил концентрироваться на задаче. Внимательно собрать всю информацию, заложить ее в мозг – и крутить, крутить, не обращая внимания на происходящее вокруг. Сначала это было трудно, потом стало нормально.

Сейчас, годы спустя, мои математические скиллы сильно ослабли. Боюсь, я даже не смогу решить квадратное уравнение, не освежив в памяти правила. Но зато могу работать в абсолютно любых условиях. Достигать высокой степени концентрации, напрягать все силы и не отступать, пока задача не будет решена. И не только потому, что надо. Просто, благодаря Геннадию Петровичу, я знаю, что не довести дело до конца, сдаться, сославшись на обстоятельства, это недостойно. И самый лучший отдых тот, который можешь позволить себе после победы и преодоления. Преодоления, в первую очередь, самого себя.

Герои других времен

В школе мне очень везло с историками. Точнее, не в школе, а в школах. Я сменил их четыре штуки, и почти в каждой были преподаватели, по-настоящему любящие свой непростой предмет. И иногда общение на уроках продолжалось и после них. Даже когда школа осталась где-то далеко позади.

Помню, Георгий Константинович Покровский начал свой первый урок предложением расшифровать – каких двух людей должен вспомнить человек, интересующийся историей, прочитав его полное имя?

Класс заинтересованно молчал. Я покрутил головой и с недоумением сказал, что Георгий Константинович – это, конечно, Жуков. А Покровский – знаменитый советский историк, посмертно разоблаченный за неправильную (с точки зрения товарища Сталина) трактовку исторических событий.

Насколько понимаю, знаменитого однофамильца прежде не вспоминали даже студенты Покровского, а дело было в десятом классе. Поэтому взаимопонимание установилось сразу же, и, кроме редких книг для внеклассного чтения, Георгий Константинович снабжал меня кассетами с джазом. Последний я, по молодости, не очень оценил, но годы спустя мне было гораздо легче понять джазовую музыку и ее направления.

А в одиннадцатом классе у нас преподавал Леонид Иванович Мерзляков. Именно с ним мы прошли историю России в двадцатом веке, и, похоже, его заслуга в том, что в дальнейшем я сосредоточился на этой теме. Хотя, уверен, рассказывай Леонид Иванович про светлейшую Генуэзскую республику, я бы сейчас собирал литературу про тамошних дожей.

Леонид Иванович был человеком потрясающе эрудированным и поразительно неравнодушным. На лекциях он говорил просто, без актерства и патетики, но внутри клокотал такой огонь, что видно было – он не просто рассказывает, а переживает все происходящее, пропускает через сердце. На переменах он всегда выходил и мерил шагами коридор, приходя в себя. Подходить к нему и задавать вопросы было бесполезно – он все еще был там, в лекции.

Мерзляков снабжал меня огромным количеством книг, причем некоторые из них лично я бы не рискнул давать школьнику. Например, «Князь мира сего» Климова жахнула по юным мозгам довольно ощутимо. Но, скармливая мне столь разнородную литературу, Леонид Иванович научил рассматривать историю с самых разных ракурсов, не отметая мнения и трактовки событий, потому что они не нравятся или не вписываются в сложившуюся схему. И сам Мерзляков был не по-школьному терпим к разным взглядам на исторические события. Если он слышал какую-то откровенную ерунду, то, не затыкая и не обсмеивая, объяснял – как оно, возможно, было на самом деле.

И я навсегда запомню один из последних уроков в 11-м классе, где речь шла уже о совсем свежих событиях 91-92 года (а дело было в 1994-м). Кто-то из одноклассников, отвечая на вопрос, упомянул, что зловещий КГБ повержен и больше никогда не воспрянет.

Леонид Иванович с удивлением в голосе спросил:

— Вы правда в это верите? Напрасно. Сейчас организация просто перешла в режим сбора информации. Они внимательно фиксируют – кто что делает и говорит. Но, будьте уверены, пройдет совсем немного времени, и КГБ себя обязательно покажет.

Не буду врать, что прямо в 1999-м году, но где-то в начале двухтысячных я вспомнил эти слова и поразился прозорливости учителя.

Леонид Иванович читал лекции на первом курсе университета, и потом, годы спустя, мы один раз встретились в другом вузе, где он был заведующим кафедры истории. Я потом не навязывался, не напрашивался, искренне полагая, что впереди еще уйма времени, и мы еще сто раз пересечемся на улицах маленького Саратова. Но вместо этого я встретил товарища по двору, работавшего на кафедре Мерзлякова, который сказал, что Леонид Иванович умер. Рак. На сайте вуза тогда нашелся некролог, но сейчас его уже нет. Как нет в интернете и ни одной фотографии профессора Мерзлякова (спасибо его сыну Сергею, теперь фото есть). Но чекан души Леонида Ивановича остался в тысячах его учеников и студентов. И даже сейчас, четверть века спустя, я ясно вижу его, мерно ходящего по аудитории и рассказывающего что-то о февральской революции 1917 года. Так, словно он только что оттуда.

Мудрость в доброте

С Юрием Ивановичем Коробовым мы познакомились, когда я был второкурсником, а он одним из самых молодых профессоров-экономистов в России. Кандидатскую диссертацию Коробов защитил в 25 лет, а докторскую в 32. Уже тогда был написан учебник по банковскому делу, выдержавший не одно переиздание, а также книги по банковскому маркетингу и банковской конкурентной стратегии. «Куда нам до него, ведь он бывал в Париже», — говорили коллеги, и это было чистой правдой: в начале девяностых Коробов проходил длительные стажировки в Штатах и Европе.

Мы первый раз разговорились на тему компьютеров. Я в них уже немного разбирался, а Юрию Ивановичу надо было что-то поменять в системном блоке. В процессе мы, разумеется, тоже разговаривали, и Коробов позвал меня играть в вузовскую команду по «Что? Где? Когда?», где он был капитаном.

А дальше… Знаете, я только сейчас первый раз осознал – как же много в моей жизни появилось, благодаря Юрию Ивановичу. Это не преувеличение, не попытка сделать комплимент. Просто сухие факты.

— Именно благодаря апгрейдам Коробова я мог приобщаться к компьютерному железу и софту, которые сам еще не мог себе позволить. «Советы любителям апгрейда» растут как раз оттуда.

— Благодаря участию в команде по ЧГК я побывал в разных городах, познакомился с десятками прекрасных людей и существенно расширил мировосприятие. Да, и Друзь для меня, благодаря Коробову, не какой-то небожитель, а дядька, которого мы в саранском лагере делали на кнопке в брейн-ринг.

— У Юрия Ивановича дома я первый раз смог попробовать в деле Интернет и понял, что мне туда тоже надо, причем срочно.

— На третьем курсе я пошел работать, и профессор Коробов помог создать почти идеальные условия для продолжения учебы.

И еще меня всегда поражало и поражает до сих пор – каким твердым и резким становится в один миг этот человек с добрым лицом, когда видит глупость или несправедливость. Знаете, как в тридцатых герои фильмов любили представлять – а как бы сейчас поступил товарищ Ленин? Вот и я, сталкиваясь с идиотами, иногда представляю – что бы сделал профессор Коробов? И если кому-то прилетало, то это был, так сказать, поклон из Саратова.

Со временем разница в возрасте стирается. Между 20 и 32 целая бездна, а между 42 и 54 все уже не так однозначно. Так уж получилось, что абсолютное большинство одногруппников я не видел уже много лет, а с Юрием Ивановичем встречаемся регулярно, да и соцсети, в общем, способствуют. Вот только о компьютерах, с которых все началось, мы не говорили уже давным-давно. Все меняется. Ну, почти все.

Кирпичики души

Перечитав сказанное выше, я понял, что написал не о том, как качественно мне передавали знания, а о совсем другом. Пусть так.

Мы в молодости подобны плохо настроенным музыкальным инструментам. Выглядим неплохо, но играть невозможно. Хороший учитель помогает настроиться, найти свое звучание и гармонично влиться в оркестр, не растворившись в нем.

Родители не всегда могут настроить нас сами. Нам довольно трудно смотреть на собственных детей спокойным профессиональным взглядом.

Но есть учителя. Настоящие. И они точно будут всегда.

И пусть нашим детям повезет с ними встретиться.

На сим на правах дипломированного педагога удаляюсь купаться в фонтан.

P.S. Этот текст появился, потому что кто-то из Яндекса попросил сделать пост ко Дню учителя. А я давно хотел все это написать, просто как-то повода не было. С поводом, конечно, лучше.

#яучитель