Две истории про историю

В школе и в институте я всем предметам предпочитал историю. Так уж сложилось, что в семье у нас к этой науке относились с любовью. Дед по образованию был историком (хотя почти всю жизнь проработал журналистом), отец постоянно собирал (и, кажется, собирает) историческую литературу, ну и я постепенно стал помогать. В общем, без излишней скромности могу сказать, что уровень прокачки мозгов по этому предмету у меня был повыше среднего. Хотя история тем и плоха, что чем больше ее изучаешь, чем больше источников перелопачиваешь, тем меньше понятно — как там все было на самом деле. Поэтому даже немного завидую людям, которые об истории СССР судят по трудам, например, Солженицына. Для них все понятно — где белое, а где черное. А мне вот, к сожалению, непонятно.

Ну да истории не о том.

В 10 классе я перешел в экономический лицей при саратовском экономическом институте. Учебное заведение было очень приличным (особенно в первый год, потому что на второй стало попахивать коричневой субстанцией, а потом, по слухам, на четвертом этаже СГСЭУ забил ароматный коричневый фонтан. Ну да ладно). Большинство предметов преподавали серьезные люди из самого института (по привычке называю его так, хотя он почти сразу стал академией, а потом и университетом). И вот на первое занятие по истории к нам пришел симпатичный мужчина средних лет и, оглядев небольшой класс, начал с загадки.

— Меня зовут Георгий Константинович Покровский, — сказал он, — И в моем имени сочетаются сразу две очень важных для отечественной истории личности. Причем важных по-разному. Кто скажет — о каких личностях идет речь?

Класс молчал. Оглядевшись, я с недоумением ответил:

— Так это самое. Георгий Константинович — это, очевидно, Жуков, полководец. А фамилия Покровский может ассоциироваться только с Михаилом Николаевичем Покровским, известным советским историком.

Врать не буду, я не знаю — отвечал ли кто-то на этот вопрос Георгию Константиновичу прежде. Но удивлен он был порядочно. И отношения у нас сложились нежнейшие. Преподавал он в лицее всего год, а потом пришел блестящий Леонид Иванович Мерзляков, безвременно скончавшийся несколько лет назад….

Другая история не столь эффектна и показывает, что с бредом величия у вашего покорного слуги всегда было отлично.

Во время первой сессии я по всем предметам получил пятерки, а по высшей математике — трояк. Можно, конечно, свалить это на невысокое качество преподавания этого предмета, но, с другой стороны, глупо и не признать тот факт, что математика меня всегда занимала меньше, чем история. Или даже физика. Ну, а по истории все было так бодро, что по ней случился «автомат». Только в зачетку оценку ставил не молодой преподаватель Соловьев (похоже, в Экономе на кафедру истории с простыми фамилиями вообще не брали), а профессор Рыбков (наверняка, такой известный исторический деятель тоже есть, просто я о нем не знаю).

Пятерку по истории я пришел ставить уже в самом конце сессии. Полистав еще довольно свежую зачетку, Александр Григорьевич заметил тройку по вышке и поинтересовался:

— Это что это у вас такое?
— Да вот… тройка-с. Как у Пушкина!
— В смысле, как у Пушкина?
— Так ведь у Александра Сергеевича тоже были проблемы с успеваемостью по математике. Вот и я…

Профессор посмотрел на меня с грустным интересом.

— Скажите, а вы стихи пишете?
— А то!
— И что же, получается не хуже, чем у Пушкина?
— Гм… ну, пожалуй, похуже… заметно похуже.
— Вот когда будет так же или лучше, тогда и будете придумывать себе такие оправдания. А пока неубедительно выходит.

Пятерку, тем не менее, поставил.

Было, конечно, стыдно. Больше троек у меня в зачетке не появилось. В том числе и по высшей математике.

Кстати, только что узнал, что Александр Григорьевич по диплому журналист. Как все же причудливо складываются судьбы.