Быть Владимиром Вольфовичем

Биографическая справка

Владимир Жириновский родился 25 апреля 1946 года в Алма-Ате. Имеет два высших образования (Институт восточных языков при МГУ (1970, с отличием) и МГУ им. М.В. Ломоносова (1977). Специальности — востоковедение, правоведение. Доктор философских наук. Владеет 4 языками — английским, турецким, немецким и французским. Председатель Либерально-демократической партии России. Депутат Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации. Заместитель Председателя Государственной Думы, член Комитета Государственной Думы по международным делам. Полковник запаса.

С ростом благосостояния трудящихся масс, которое мы неустанно наблюдаем на экранах телевизоров, становится признаком хорошего тона относиться к политике и политикам с подчеркнутым равнодушием. Дескать, они там, а мы здесь — и да будет так. На полночных кухнях больше не ведутся зажигательные беседы о судьбах России, даже в разгар предвыборной кампании 2003-2004 годов страна в едином порыве не приникала к голубому экрану, чтобы посмотреть на схватку псевдо-интеллектуалов с псевдо же почвенниками, предпочитая заниматься своими повседневными делами. В связи с этим многие известные политики, прославившиеся умением с задумчивым видом произносить красивые и малопонятные слова, потихоньку сходят со сцены. Не потому, что они стали хуже — отнюдь, время хорошо влияет не только на качество коньяка, но и на политических деятелей. Просто меняются требования этого самого времени, и не каждому из нас дано подстраиваться под них с достаточной скоростью.

Но есть политик, чье появление на экране и страницах журналов по-прежнему вызывает большой интерес вне зависимости от затрагиваемых тем. Действительно, к Владимиру Жириновскому трудно быть равнодушным. Личное дело каждого — нарисовать собственный портрет этого человека, и мы не ставили задачу управлять вашей кистью. Просто заметим, что во время нашего разговора Владимир Вольфович проявил себя, как исключительно тактичный и внимательный собеседник, трудно ассоциирующийся с имиджем, старательно раздуваемым недоброжелателями. Конечно же, мы не ставили задачу обсудить с Заместителем Председателя Государственной Думы недостатки архитектуры процессоров Pentium IV на ядре Prescott или вероятность включения всех 16 конвейеров на видеокарте ATI Radeon X800SE, поэтому интервью началось с вопроса, не имеющего к компьютерам ни малейшего отношения.

— Владимир Вольфович, всегда, когда вы выступаете по телевизору, вы прекрасно одеты — костюм, галстук, джемпера — всё подобрано стильно и со вкусом. Скажите, кто помогает вам в выборе одежды?

Все сам, только сам. Сам, хожу, когда есть время — в Москве или за границей. Зашел, купил. Иногда шью в ателье — здесь, в Москве. Но всегда только сам.

— Вы сейчас много ездите по России?

Да, порядочно.

— Сколько поездок бывает в течение года?

Каждый месяц поездка. Десять-двенадцать поездок в год у меня есть, за 15 лет всю страну объехал трижды. Из полутора тысяч российских малых городов 500 объехал, еще тысяча осталось. А областные центры, конечно, объехал все и по несколько раз.

— Насчет последнего подтвержу — когда жил в Саратове, вы неоднократно посещали нас и близлежащие города — Энгельс, Маркс, Балаково… Скажите, а за последние годы — пять, четыре — что-то в России изменилось внешне? Люди, внешний вид городов?

Внешний вид поменялся, потому что появились современные, чисто европейские здания, но в основном это офисы какие-то, банковские структуры. Есть, конечно, изменения. Тот облик социализма — пятиэтажки, классические здания обкомов КПСС уже не являются лицом городов. Появляются индивидуальные дома, коттеджи. Но есть изменения и в худшую сторону — заброшенные деревни, фермы, заводы в запустении стоят… То есть изменения контрастные — и в лучшую сторону, и в худшую. Частью «советский» усредненный стиль превращается в роскошный вариант, ультрасовременный, другая же часть, наоборот, в захиревающий. Хотя, конечно, и советский стиль в нетронутом виде еще встречается, особенно в малых городах.

— А в небольших городках, которые еще недавно были островками социализма — Саранске, Сердобске и других — потихоньку движение появляется?

Там тоже, конечно, появились киоски, ярмарки — в общем, торговая сеть и услуги, они по всей стране прошлись. Но вот чтобы появились новые заводы — с этим пока сложнее. Хотя тоже есть — даже в Московской области, в Димитрове, появились заводы-автоматы, где всего 12-15 рабочих, в синих костюмчиках специальных, и такой грязи, как обычно бывало, уже не наблюдается. В общем — налицо положительные изменения, но, к сожалению, в недостаточных масштабах.

— Владимир Вольфович, кстати, по поводу заводов. Существует несколько мнений о том, как развивать производство в России. Одни говорят, что необходимы масштабные традиционные производства — например, тяжелое и легкое машиностроение. Другие советуют развивать так называемую израильскую модель, когда традиционное производство практически отсутствует или работает исключительно на удовлетворение собственных нужд, а на экспорт идет интеллектуальный продукт — программы, технологии, книги и так далее.

Все должно быть. И свое машиностроение обязательно, своя тяжелая и легкая промышленность, и интеллектуальные продукты, программное обеспечение. России нельзя уходить из промышленного производства ни в коем случае. Это вопрос безопасности. ВПК у нас должен быть всегда на взводе. Это составляет определенный социальный груз — для экономики в целом. Другие страны могут специализироваться, а мы не можем — должны все делать сами, быть самодостаточными. Чтобы при необходимости можно было закрыться от всего мира и при этом не погибнуть. И продовольственная безопасность, и все остальное. Поэтому должно все развиваться — как в Советском Союзе, только с добавлением больших свобод. Больших инициатив.

— Тогда вопрос о безопасности. У нас довольно долго существовала странная ситуация, когда органы власти, государственные заводы, предприятия, выполняющие госзаказы, НИИ , имеющие доступ к государственным тайнам, обязаны были использовать соответствующее защищенное программное обеспечение, которого на момент принятия закона в стране просто не существовало. И только относительно недавно российская компания ИВК выпустила сертифицированный программный пакет «ИВК Юпитер», позволяющий безопасно работать с данными, составляющими гостайну и имеющими гриф секретности до «Совершенно секретно» включительно. Как вы думаете, это правильно, что первой стала именно российская компания, или имеет смысл, как в других отраслях, использовать зарубежные разработки и адаптировать их для наших условий?

Все зависит от направления, статуса. Там, где безопасность от различных «закладок» в программе обеспечена, можно привлекать иностранные разработки. Если безопасность гарантировать не можем — надо использовать только свое. Особенно в плане информации — ее же можно легко снять. Границы нет, контролеров нет, человеческого фактора нет — в этом плане можно себя подставить. Поэтому здесь надо быть очень осторожными. Особенно там, где касается госуправления, законодательства. Так что надо здесь держать под контролем: цензура, гостайна, блокировка — все надо иметь в виду, чтобы не оказаться полностью безоружными перед внешним миром.

— Владимир Вольфович, и снова о России. Еще недавно мы все наблюдали, как молодежь активно уезжает жить за границу. Теперь совершенно очевидно, что за границу уезжать стали гораздо реже, зато многие из российских провинций переезжают в Москву. Я сам из Саратова, и у меня здесь живет не меньше десятка одноклассников из разных школ и столько же одногруппников по университету. То, что все собираются в Москве — это хорошо?

Это плохо. Идеальный вариант — чтобы все оставались на своих местах и там всё развивали. Потому что когда раньше уезжали за границу, а сейчас в Москву — оголялись и оголяются периферийные центры. И потом нам будет их тяжелее поднимать, развивать. Я уехал из Казахстана в свое время, а если б не было там национального момента, была б это территория России — я бы не уехал! И там бы я имел больше возможностей для развития, поскольку там корни, родственники, всякие одноклассники, родной дом — все привычное. Когда человек срывается с родных мест, ему сложнее обустроиться на новом месте. И там теряется потенциал. А здесь, в Москве, наоборот, с этим перебор.

— Но здесь все равно людей не хватает…

Пока, может быть, и не хватает, но в отдельных профессиях уже налицо избыток. Скоро будет, как в Израиле: доктор наук работает вышибалой в ресторане…

— В лучшем случае…

Там хватает уже ученых, и он идет заниматься физическим трудом. Поэтому мы также можем Москву перенасытить, а периферию оголить. Поэтому лучше, чтобы оставались на местах.

— Свидетельствую — в Тель-Авиве почти все дворники с высшим образованием и говорят на русском.

Правильно, они же все с высшим образованием приехали, а стране уже столько специалистов не нужно. В отличие от технических работников, вспомогательного персонала.

— А вам не кажется, что уровень современных выпускников российских технических вузов оставляет желать лучшего из-за того, что преподаватели, в массе своей, люди немолодые и в новых технологиях разбираются слабо?

Мы нарушили планомерное замещение руководящих научных, преподавательских кадров. Как раз из-за того, что сильная миграция населения. 15 миллионов уехало! В основном интеллигенция — техническая, научная. Художественная меньше, потому что в зарубежных театрах с чужим языком на сцену не выйдешь, а в лабораторию, или преподавать — проще. Это пробел нашей власти, пробел и прокол. Но, с другой стороны, эти люди приобретут зарубежный опыт. В свое время мы после Октябрьской революции внесли огромный вклад в развитие Франции, эмиграция там вся осела, и французы до сих пор ценят, что русская интеллигенция подняла их страну. А сейчас в роли французов выступают американцы и немцы — именно туда основные миграционные потоки движутся. Но идеальный вариант — чтобы вообще не уезжали. Обмены, кратковременные командировки, но чтобы это не превращалось в эмиграцию. У нас за границей сейчас миллионов сорок. 20 — с Октябрьской революцией ушли, кроме того, во время войны, в брежневскую эпоху и сейчас. Эти сорок миллионов — они бы здесь были сейчас! Двухсотмиллионной была бы Россия. Проблема еще и в том, что уезжают очень умные. Если филиппинцы, турки, албанцы и малайцы в Америку приезжают просто подзаработать в гостиницах и магазинах — это только плюс для Турции и Малайзии, потому что они потом вернутся домой с деньгами. А у нас уезжает в основном интеллигенция. По сути, столетняя эмиграция очень отрицательно влияет на наше внутреннее развитие.

— А их вернуть как-то можно?

Можно, конечно. Надо вести агитацию и пропаганду, встречаться с ними, создавать соответствующие условия здесь — и они будут возвращаться с удовольствием. Но никто этим не занимается. На этом мы теряем.

— США сегодня переносит многие производства в континентальный Китай. Тем самым они, фактически, создают сами себе серьезного противника. Зачем они это делают?

Дешевле. Цель одна — деньги. У них денежная демократия — все решают финансы. В этом смысле они когда-нибудь проиграют. Частный сектор хорош — на сто лет, на сто пятьдесят, а вот на пороге середины 21 века они проиграют. Это будет причиной их крушения. Они оголяют страну. Вся армия за рубежом, все производства там же, программное обеспечение вывозят за рубеж — то есть чисто потребительское мышление преобладает. Они неплохо зарабатывают, что их расхолаживает, развращает, и в конечном итоге приведет Америку к гибели.

— Вы затронули вопрос экспорта программного обеспечения, давайте остановимся на нем немного подробнее. До недавнего времени программное пиратство в нашей стране было практически бесконтрольным. То есть существовала довольно строгая законодательная база, существовали пиратство — и между собой они практически не пересекались. В результате наши люди — даже с ограниченным достатком — могли иметь доступ к самым современным программным продуктам. Сейчас медленно, но верно, гайки завинчиваются и пиратов теснят по всем фронтам. С чем это связано? Мы стали жить лучше?

Просто пираты и нам самим начинают мешать. Через компьютеры, сети, Интернет начинают «работать» мошенники. Это может нанести ущерб нашей стране. Поэтому приходится принимать меры и с ними бороться. Иначе мы будем нести большие потери.

— То есть речь идет об объективном процессе, и другого выхода просто нет?

Да, конечно. На первом этапе были только потребители программного обеспечения, и это было неплохо для развития молодежи. А теперь граждане вооружены и начинают сами становиться хакерами, разного рода мошенниками, и это уже опасно для государства. Вместо потребления пошло производство — незаконное оказание информационных услуг, и деньги идут мимо государственной казны, и, самое главное, развивается нездоровый рынок — продавать, то чего нет на самом деле и получать за это деньги. Поэтому пришло время контролировать эту область.

— Это не потому, что, грубо говоря, позвонили из США и сказали «Ребята, давайте-ка уже что-нибудь делать»?

Нет, Америка здесь ни при чем. Это просто вредит нам самим. Мы сами должны себя оградить, обеспечить собственную информационную безопасность.

— Владимир Вольфович, а какую роль информационные технологии играют в повседневной работе вашей партии?

У нас работает оргтехника, все с мобильными телефонами, ноутбуки, компьютерная сеть, Интернет — то есть везде, где можно, мы используем современные технологии, конечно.

— А как осуществляется связь с отделениями партии — они ведь работают в сотнях городов России?

Мы выезжаем к ним, они приезжают в Москву, кроме того, конечно, ведется переписка. Мы пытаемся организовать общение через Интернет, но, к сожалению, техника быстро выходит из строя, или её воруют. Даем компьютеры, ноутбуки — а их постепенно разворовывают, и это, честно говоря, очень мешает. Не можем же под штаб снимать банковскую комнату-сейф. Но, с другой стороны, отсутствие сверхбыстрой связи особого значения не имеет, потому что это в коммерции больше требуется, а в политике есть четкие программные установки, которые на местах уже знают, а если возникает срочная проблема — ее всегда можно решить по телефону. Но, в принципе, желательно, конечно, чтобы работала связь с региональными организациями через компьютерную сеть, и это, несомненно, будет.

— А вы сами используете мобильный телефон?

Нет. Вся оргтехника находится у помощников и охраны. У меня есть Hi-Com и обычные телефоны на столе — и всё. Ничего принципиально при себе не держу, потому что, во-первых, мне обычно некогда разговаривать, а, во-вторых, какое-то вредное воздействие на здоровье мобильные устройства оказывают. И экран мобильного компьютера, и телефон, и пейджер — все это на себя нацепить и этим заниматься времени нет. У меня даже на телевизор его не хватает — включаю ТВ просто послушать, что в мире происходит…

— Кстати, а депутаты Государственной думы сейчас используют сеть «Искра», которой раньше пользовались только руководители партии и крупных предприятий?

У нас есть целое управление технического обеспечения, которое подключено ко всем существующим сетям. Я к этому не имею отношения, но у соответствующих подразделений есть все необходимое для работы.

— Владимир Вольфович, а каким образом вы привлекаете к партийной работе новых, молодых людей?

Мы всех привлекаем, но молодежь особенно податлива, причем ко всему — и к терроризму, и к партийной деятельности. Молодые люди хотят самоутвердиться, ну и, естественно, мы с ними работаем — со спортивными фанатами, со студентами, с молодыми рабочими и служащими. Напрямую мы их никак не затягиваем, но организовываем экскурсии, поездки, обращения к ним… Стараемся привлечь. К нам приходят школьники и студенты, я выступаю перед ними, брошюры пишем специальные для молодежи, майки делаем, значки, бейсболки. Закупаем спортинвентарь. Короче, стараемся найти на них выход.

— Перед тем, как встретиться с вами, я разговаривал со студентами Института стран Азии и Африки, который вы в свое время заканчивали, и среди них немало тех, кто очень гордится таким коллегой. Рассказывали о Юрии Владимировиче Щеке, который сидел с вами за одной партой, а теперь стал профессором в том же ИСАА…

Да, точно, он с нами в одной группе учился.

— На всех произвело большое впечатление, когда несколько лет назад вы давали интервью турецкому телевидению на турецком же языке…

Да, до сих пор неплохо его помню.

— И мне еще рассказали по секрету, что когда вы, когда учились в ИСАА, играли в студенческом театре.

Да, участвовал по мере сил и если позволяло время, я никогда не увлекался этим серьезно. Просто участвовал в самодеятельности — и в школе, и в вузе, но очень много времени уходило на учебу. Знаете, «красный диплом» он таким потом дается и кровью…

— Тогда мой заготовленный вопрос — пригодилась ли игра в театре в партийной работе — несколько неуместен…

В ней все годится, потому что это работа с людьми. В вузе студент пассивен, он слушает лекции, посещает семинары, а в самодеятельности больше возможностей для развития.

На столе Жириновского зазвонил один из многочисленных телефонов. По ряду объективных причин график Заместителя Председателя Государственной Думы с утра несколько сдвинулся, и, зная, что сразу же после интервью «Домашнему Компьютеру» хозяин кабинета дает аудиенцию новому послу Индии в Российской Федерации, мы решили не рисковать отношениями с этой сложным и стратегически важным государством. После того, как Владимир Вольфович положил трубку, мы поспешили откланяться, но перед уходом я попросил подписать книгу для моего друга, внезапно попавшего в Саратове в больницу. Жириновский не только выполнил просьбу, но и дал команду помощникам собрать для всей палаты брошюры ЛДПР, майки и кассеты — «чтобы ребятам в больнице не было скучно». Участие, естественность, живая реакция на происходящее — со всеми этим нечасто встретишься в наше эгоистичное время, и уж, тем более, подобного не ждешь от государственных служащих. Возможно, именно в этом заключается один секретов политического долгожительства Владимира Жириновского, партия которого работает в Государственной Думе с самого первого созыва девяносто третьего года.

Искренне Ваш, Сергей Вильянов

Фотографии Владимира Тюрина