Дом, где жили мои бабушка с дедушкой, когда-то был постоялым двором. Во дворе растут гигантские деревья, посаженные еще французскими пленными. Само здание на моей памяти ни разу не ремонтировали, но оно пережило уже сотни своих обитателей. И может пережить еще немало. Если не снесут ради места в самом центре города, которое когда-то было полуокраиной.

Когда-то давно комнатушки постоялого двора превратили в квартиры и раздали их молодым и веселым сотрудникам театра оперы и балета. Моим бабушке с дедушкой повезло: им досталась бывшая кухня с помещением для хранения и рубки дров. Там дед соорудил санузел, и долго это была единственная квартира в доме со всеми удобствами. Правда, к моему появлению молодые сотрудники театра уже состарились, так что сверстников во дворе дома почти не наблюдалось. Но не помню, чтобы мне когда-то было скучно. Огромный двор был просто переполнен интересностями. Можно было наблюдать за голубятней, где доживали свой век породистые голуби соседа Юрки, в небольшом курятнике постоянно дрались петухи, а к служебному входу в студенческую столовую на телегах привозили продукты, и лошади охотно ели веточки. Наверное, это времяпровождение наложило определенный отпечаток на мой характер. В конце концов, мальчик, выросший в шумной ватаге сверстников, просто обязан отличаться от того, кто общался преимущественно с голубями и старыми лошадьми.

Как-то весной во двор забежал пёс. Животных тоже встречают по одежке, и пёс не подкачал. В холке он был высотой с десятилетнего ребенка. Его беспутная, но весьма габаритная мамаша явно согрешила с догом. От папы пёс взял черную короткую шерсть, квадратную морду и уши. Остальное было от мамы.

Жизнь у пса до момента появления в нашем дворе явно была непростой. В какой-то передряге ему отхватили половину хвоста, и остаток торчал надкусанным бубликом. В другой битве кто-то крепко потрепал самое ценное, в результате чего пёс остался.. хм… однояйцевым. Но, несмотря на это, он абсолютно не озлобился. Наверное, более дружелюбной собаки я и не припомню.

Когда это чудо первый раз бросилось на меня из глубины двора, я, мягко говоря, испугался. Но черные полцентнера, махом пробежав стометровку, плюхнулись около меня на спину и стали призывно дрыгать ногами, призывая почесать животик. Так и подружились.

Пес остался жить во дворе. Но, к сожалению, сочетание устрашающей внешности и любопытства сыграло с ним еще не одну злую шутку.

Он пробовал дружить с лошадьми, на которых возили молоко и овощи. Лез к ним под ноги, пытался лизнуть в морду. Старые мерины относились к этому с недоумением вэдэвэшника в гей-клубе, и после пары примерочных пинков пса лягнули так, что он до конца жизни хромал на левую заднюю лапу.

К не менее суровым последствиям привела любовь пса к кошкам. Он пытался играть с ними, как с щенятами. Но если большинство кошек просто убегало, то старый и мрачный кот Василий, которого пес ткнул своей будкой в пушистое пузо, ловко врезал ему когтистой лапой по морде. И выбил глаз. С учетом размеров будки пса, смотреть вперед, не крутя башкой, получалось плохо. Поэтому его стремительные пробежки стали выглядеть особенно эффектно.

С котом Василием больше эксцессов не было, чего не сказать о его поклонницах. Одна из бабуль, решив, что это не кот нахлобучил собачку, а строго наоборот, затаила на пса злобу. И как-то плеснула на него из окна кипятком. Если бы я не знал, что бабуля была мирной театральной кастеляншей, заподозрил бы ее в военном прошлом – уж больно точно попала. Весь правый бок пса облез и, судя по всему, сильно болел. Несколько дней пес отлеживался за гаражами, но потом потихоньку, крабиком начал ходить. Благодушный нрав, в отличие от лапы, глаза и бока, ничуть не пострадал.

Трудно сказать, каким еще испытаниям подверг себя этот неутомимый исследователь жизни, но последняя внезапно закончилась. Старый участковый Валентин Петрович, постоянно находившийся в состоянии алкогольной нирваны, ушел допивать своё на пенсию. Вместо него вышел молодой парень, только из училища. В новой форме и при пистолете, который Валентин Петрович никогда с собой не брал, чтобы не потерять. Когда участковый зашел в ворота, пёс радостно бросился ему навстречу. Увидев огромное черное одноглазое нечто, мчащееся со скоростью локомотива и вращающее башкой, участковый выхватил пистолет и пальнул. И, что самое удивительное, попал. С одного выстрела – наповал.

Выбежавшие бабки и немногочисленные деды участкового чуть не побили за такое снайперство. Но, с другой стороны, не зная характера покойного, о нем действительно можно было подумать нехорошее. Да и зверя все равно не вернуть. А патроны у участкового еще остались.

Похороны решили устроить прямо во дворе. Вернувшийся с работы Володя, единственный не старый мужик во дворе, выкопал яму. Большую, как для человека. Пса положили в ящик от велосипеда. Закопали. Бабушки тут же посадили на холмике какие-то цветы. В общем, нормально попрощались. Не всем людям так везет.

Но меня как-то расстраивало, что холмик остался безымянным. А ну как затопчут. Полноценный памятник сооружать было не из чего. И я просто приколотил к палке фанерку, достаточную для написания имени. Несмываемых маркеров тогда не было. Да и с фломастерами как-то не складывалось. Поэтому имя пса пришлось рисовать карандашами. Художник из меня так себе, а имя было длинным. Но я старался и справился почти безупречно, только последнюю букву пришлось нарисовать немного ниже.

Так все оставшееся детство и простоял этот холмик, заросший травой, с памятником из палки и фанерки. Имя пса смыло дождем и снегом, но мы привычно читали его по вмятинам на фанере.

Кстати, свое имя пёс принял с первого же дня, и охотно отзывался на него. Возможно, мы просто угадали его старую кличку.

С другой стороны, а как еще назвать того, кто так ловко собирал все косяки, и даже в смерти не посрамил своего имени?

Конечно, его звали Счастливчик.