О книге «Майданек»
- 01/03/2020
- 👁 3 104 просмотра
- 0
Впечатлительным людям этот пост читать не рекомендуется. Я серьезно.
Не знаю, любите ли вы читать страшные книги. Я не очень. Но иногда попадается что-то талантливое. И читаешь, конечно.
Но как бы страшно ни было, достаточно просто отложить книгу — и всё прекращается. Ты понимаешь, что все это яркая, злая, но выдумка. Немного пугает сам факт появления некоторых образов в голове у автора. Но, в конце концов, дьявол, названный по имени, уже не так опасен. Пусть называют.
А вот книга «Майданек» не отпускает. Я закончил читать ее три дня назад. С учетом того, какой вал информации обрушивается на нас ежеминутно, прошла целая вечность. Но книга привязалась, как очень плохой сон. Ходишь, пытаешься отвлечься, но один вопрос отказывается покидать голову. Как такое вообще могло случиться? Как?
Нельзя сказать, что советская литература и публицистика обходили тему лагерей смерти. Но многое писалось уже через много лет после войны, причем людьми, которые в лагерях не были. К счастью для них, разумеется. Акцент обычно делался на ужасы и подвиги. Ужасные, мерзкие, жестокий немцы — и героизм советских людей. Например, в книге о концлагере Заксенхаузен после описания зверств нацистов идет подробный рассказ о подвиге Михаила Девятаева, сбежавшего (точнее, улетевшего) из лагеря на немецком бомбардировщике. И в результате ужасы остаются где-то в серой зоне, а подвиг помнишь во всех подробностях. Так гораздо легче. Классическая победа добра над злом.
Но в «Майданеке» нет красивых подвигов. После подробной обзорной статьи нас кидают в воспоминания узников лагеря. Первые написаны словацким евреем Дионисом Леонардом. Он пробыл в лагере недолго, с апреля по июль 1942 года, и стал одним из немногих счастливчиков, которым удалось оттуда убежать. Вы скажете — как, всего 4 месяца? Но использовать термин «всего» по отношению к Майданеку некорректно. Многие евреи не протянули там и суток. К счастью для Диониса, в то время Майданек был еще не лагерем уничтожения, а вроде как рабочим. И время года было удачным, потому что зимой смертность по «естественным» причинам резко вырастала. Но «счастье» было весьма сомнительным, и даже в самые невинные времена Майданека автор вдоволь нахлебался сам и насмотрелся на горе окружающих. Свои записи он сделал в том же 1942 году, то есть еще до того, как мир узнал о природе немецких лагерей. В дальнейшем упоминавшиеся события были подтверждены свидетельствами других узников и сохранившимися документами.
Второй текст принадлежит Сурену Барутчеву, военврачу, оказавшемуся в Майданеке в октябре 1943 года. Его назначили помощником заведующего хирургическим бараком, и он проработал там до освобождения лагеря. В августе 1944 Сурен Константинович водил по территории писателя Константина Симонова, и тот, под сильным впечатлением от рассказа, посоветовал написать воспоминания. Работа над текстом велась еще до окончания войны, в марте 1945 года. Получился очень подробный и жесткий документ, который, несмотря на протекцию Симонова, так и не был опубликован. Советской цензуре не понравилось, что Барутчев рассказывает не только о фашистских зверствах, но и о многочисленных предателях, о конформизме, о людской подлости, просыпающейся от отчаяния в тех, от кого и не ждешь. Все это, согласно официальной позиции, не могло случиться с советским солдатом. Особенное возмущение вызвали вечера художественной самодеятельность в лагере. Так что полная рукопись благополучно долежала до 2020 года и впервые публикуется в этой книге.
Завершают книгу документы польско-советской чрезвычайной комиссии по расследованию немецких преступлений. Несмотря на то, что документы вполне официальные, природа событий такова, что буквы буквально жгут глаза. Невозможно поверить, что в двадцатом веке такое вообще могло происходить. И не в диких джунглях, а в центре Европы.
Пересказывать всю книгу и ее почти 500 страниц я не буду. Там каждый лист — как дубинкой промеж глаз. Как это разрывали детей напополам? Как это сжигали женщин заживо? Как это непрерывно расстреливать тысячи людей, травить газом, сжигать трупы и дробить прах специальной машиной? Особую пикантность придает то, что все годы существования лагерь сообщал родственникам о смерти заключенных от естественных причин и предлагал… купить урну с прахом. Деньги поступали исправно, и за них действительно присылали урну с лопатой свежего пепла. Совершенно случайного, конечно. Сколько именно людей убили в Майданеке точно не известно. Польско-советская комиссия пришла к выводу, что в лагере уничтожили более полутора миллионов человек. Современные историки говорят о 80-100 тысячах жертв, абсолютное большинство из которых евреи. Остальные — поляки, русские, белорусы…
И я снова задаю себе вопрос — почему так случилось? Можно «понять» выслуживавшихся перед новой властью жителей оккупированных территорий. Не одобрить, не простить, а именно понять логику. Не секрет же, что на Украине местное население начало уничтожать евреев еще ДО прихода немцев — так было в Львове, Самборе, Добромиле, Тернополе. В городе Хмельники аж молебен за здравие фюрера отслужили в знак благодарности за «избавление от евреев».
Но почему сами немцы создали эту дьявольскую машину? Что именно сдуло с них все намеки на цивилизацию? Как поверили десятки миллионов вроде бы цивилизованных людей, что в их бедах виноват один малочисленный народ? Да, не все участвовали в убийствах лично. Но, например, одна уважаемая немецкая фирма всю войну совершенствовала формулу отравляющего газа. А другая раз за разом модернизировала лагерные крематории. Обо всем этом тоже есть в книге.
Я заканчиваю. «Майданек» — одна из самых тяжелых книг, которую прочитал за сорок три года жизни. Надеюсь, тяжелое впечатление от нее несколько ослабнет, но многие факты, конечно, останутся в голове до смерти.
Не знаю, нужно ли вам это знание. Решайте сами. Это как раз тот случай, когда оно умножает скорбь.
Но лично я хочу знать и помнить. Мне это важно. Забывая подобные вещи, мы открываем дорогу для их повторения.
Не дай Б-г.
Заказать книгу «Профессия смерть» — о бывших советских солдатах, служивших в концлагерях и разоблаченных через годы после окончания войны.